Интерлюдия #101A
Мужчина стоял перед портретом на стене и можно было бы сказать, что он полностью погружён в изображение, хотя скорее всего мысли его витали где-то далеко или когда-то. Несмотря на полную, как казалось, отстранённость от происходящего вокруг, едва заметное движение воздуха не осталось не замеченным.
- Ты встанешь со мной рядом?
- И тебе привет, Мансур. К утру всё закончится.
- Я предупредил племена, они ушли на север. Жрец увёл на юг всё, что стоило сохранить.
- Ты всегда был справедлив.
- Поэтому ты мне и помогал все эти годы. Хотя твои цели для меня всегда были тайной.
- Я заберу твоего сына. Мы уйдём, когда начнётся штурм стен. Он получит хорошее образование в Александрии, но про тебя и мать ничего не будет знать.
- Спасибо, я как раз думал о том, что он не заслужил быть убитым из-за упрямства своего отца.
Помещение заполнилось звуками жизни осаждённой крепости, которая готовилась принять свою судьбу. Двое мужчин молча пересекли пространство между домами. Один из них принял на руки переданный ему свёрток, в котором аккуратно укутанный в верблюжью шерсть спал ребёнок месяцев восьми от роду. Ра на своей колеснице стремительно выкатывался за пределы сущего и ночь неизбежно вступала в свои права.
- Я расскажу твоим внукам о тебе.
Войско султана пошло на штурм, ожидая лёгкой победы. Но, цена оказалась слишком высока. Мансур и его люди дорого продали свои жизни. Из отборной тысячи воинов султана не менее половины сложили здесь свои головы. Оставшиеся скинули трупы в озеро одного из последних оазисов, и караванный путь на юг на многие годы прекратил своё существование.
На восток не так быстро, как ему хотелось бы, но уверенно, двигался человек на верблюде в белом одеянии, которое было одолжено вместе с кораблём пустыни. Шерстяной кулёк было не очень рад всему этому безобразию и сообщал об этом весьма настойчиво. Однажды он вернётся сюда, но пока Дуат остаётся где-то на западе.
Некогда цветущий оазис, лишившийся своих жильцов и защитников, застыл недвижимо в ожидании неизбежного наступления пустыни. Всё, что могло сгореть, догорело, и лишь фигурка стрекозы отбрасывала медные отблески, недвижно зависнув на стене одного из домов.